Я – космонавт!

evgenyvtorov
23 мая 2015 г.
2 мин. чтения

В детстве, помимо многочисленных внезапных встреч моей головы с различными твердыми поверхностями и угловатыми предметами, у меня было два серьезных потрясения: Черное море, почему-то оказавшееся синим, но в то же время невероятно прекрасным, манящим и безграничным существом; и «Солярис» Андрея Тарковского, который я впервые посмотрел в возрасте пяти лет, и мир перестал быть таким, каким он был прежде. Но я никогда не хотел быть космонавтом, как многие другие мальчишки и девчонки, живущие в ту пору и волнительно фантазирующие о далеких галактиках. Меня больше интересовали детонирующие свойства серы, которую мы с Пашкой Мартынюком соскребали со спичек, закладывали в ямку, вставляли дюбель и … сверху летел огромный камень, а за ним и ругань дворника, подзатыльники соседей и шквал удовольствия, звенящего в наших ушах порой аж до самого утра. Еще было невероятно интересно узнать сколько секунд летит с девятого этажа наполненный водой напальчник до светлых голов добропорядочных советских граждан, энергично спешащих на бесконечно дорогую их сердцу службу. Или что по ночам делает огромная и жутковатая гипсовая голова Ленина, загадочно обитающая в темном подвале нашего дома. А «сухое горючее» в спортивном на втором этаже… А «охотничьи» спички, которые обещали, что будут гореть даже в луже, но захлебывались в собственной гордости, не успев дошипеть даже до половины. А газеты, пропитанные селитрой и развешанные на бельевых веревках по всей квартире. А карбид в бутылках из-под шампанского, дающий эффект маленькой водородной бомбы и ни с чем несравнимый запах. И как однажды на балконе я положил капсюль от патрона на одну гантельку, а затем ловко прихлопнул другой – в следующий миг я испугался, что нежные звуки шопеновского Вальса №7 до диез минор уже впредь не потревожат моего тонкого и пытливого детского слуха. Хотя тогда помнится, я все-таки подумал про Петю и Волка. А может память играет со мной, и это были всего-навсего «желтые тюльпаны – вестники разлуки», навязчивый мотив которых доносился тогда из каждой, украдкой приоткрытой, соседской форточки. А тайна красной комнаты, где на бумаге, волшебным образом, проступали воспоминания и улыбки, стоило ее только погрузить в ванночку с теплой жидкостью, а затем в другую, полную загадочного слова «фиксаж». Поговаривали, что некоторые взрослые, в поисках новых направлений в познании фотоискусства, использовали жидкость из второй ванночки не только в качестве закрепителя, но и как волшебный эликсир грёз и межпланетных путешествий. Но наивные взрослые даже и не догадывались, что будет, если смешать фиксаж в сухом виде с таблеткой гидроперита, посредством которого тысячи женщин нашей бесконечной родины превращались в Мэрилин Монро, ну, или, по крайней мере, им так казалось. Бестолковые взрослые не знали, что, если смешать эти два компонента и капнуть немного водички, то начнется такая дымовуха и такой чад, что их трансцендентные скитания покажутся пустячным баловством и трусливым бегством от необратимо поглощающей тебя реальности. Вот тогда-то я и начал понимать, что космические путешествия возможны не только на ракетах и звездолетах, а так же с помощью ослепительного блеска музыкальных гармоний, завораживающей тишины театра, глубочайшей паузы, которая переполняет тебя взрывами эмоций больше, чем тысячи слов, и с помощью волнующей неугомонной энергии танца, затягивающего тебя всего целиком в страстный искрометно-бурный поток, заставляющий забыть тебя обо всем на свете в своем плену бесконечных, рвущих тебя на части пульсирующих ритмов.